Она что-то говорила еще, но черное облако опустилось на Мрака. В голове послышался звон. Он ощутил слабость, лапы ослабели, брюхо оказалось на полу. Морда уперлась в грубо отесанную стену.

Он был прав, когда в черной тоске ехал из города, держа направление на северо-запад, где был его Лес. И где еще оставались невры... Возможно, остались. Он всегда хотел умереть в дороге.

Она поступила благородно, принося себя в жертву, но богат тот, кто дает, а не тот, кто берет... Она дала себя, а он принял. Но если в первый раз принял по невежеству, то теперь знает страшную и отвратительную правду!

В каморку Ховраха пролез, почти не помня себя. Перед глазами было черно. Больше всего на свете хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами сейчас, когда еще снег выпадет! И чтобы поглотила его без остатка.

В малом зале пир был в разгаре. Пьяные гости пели, орали, хвастались и дрались, иные уже сползли под столы. Отроки вносили блюда беспрерывно, в зале стоял тяжелый дух жареного мяса, пота, ароматных смол и нечистого воздуха.

Додон увидел Мрака, помахал рукой. Мрак слепо брел мимо. Додон протянул руку, ухватил за край одежды, силой усадил рядом:

— Пей! Это великий день. Все пьют в твою честь, герой.

— Умереть... — прошептал Мрак, — умереть бы...

Додон вскинул брови, засмеялся замедленно, но глаза оставались острыми:

— Умереть? Это ты в самую точку. Стране герои не нужны.

— Не нужны? — не понял Мрак. — О чем ты, царь?

— Живые не нужны, — поправился Додон. — Мертвые — да, мертвые просто необходимы. Как вот те кости, что ты встречал. В жизни со Льданом никто не ладил, а когда погиб... а по правде говоря, его убили в спину, так с героями чаще всего, то у него сразу нашлись и друзья, и почитатели. А цари, которые и на порог не пускали, теперь дерутся за честь иметь его могилу на своей земле!

Мрак прорычал в недоумении:

— Ну почему?

— Ты в самом деле, из Леса. Это ж так просто!

Мертвый герой не спорит. Я могу выставить его защитником каких угодно интересов. Каких угодно мне. А живой, знаешь, куда бы послал? А то и сам бы отвел. На веревке.

— Но почему? Почему не нужен живой?

— Герои... гм... в них слишком много крови богов. А значит — слишком мало скотства. Волхвы говорят, что мы лишь по пояса люди, а ниже — скоты. Но это говорится в утешение народу. На самом деле человек почти весь скот. От пяток до кончиков ушей. В нем лишь несколько капель крови богов, да и те затерялись... Словом, люди-то понимают, что хотят герои и что делают, восхищаются ими, но сами так жить не могут да и не хотят. Герои хороши, когда бродят по украинам земли и бьют чудищ, но если такой герой стал бы правителем...

— Ну-ну!

— То народ бы наплакался кровавыми слезами. Герой заставлял бы всех жить так же чисто и светло, как живет он сам, а кто так сможет... долго? Да, любой человек в какую-то минуту способен с голыми руками кинуться на врага, спасти из горящего дома ребенка, броситься на меч, отдать последний кусок хлеба погорельцу... Но потом нам надо вываляться в навозе, излиться в скотстве, лгать, блудить, жрать и... В этом вся жизнь простого человека. А мы все — простые. Все еще не понимаешь?

Мрак сидел с опущенной головой. В нем было столько отчаяния, что Додон ощутил почти жалость.

— Герои нужны этому миру, — сказал он утешающе. — Как и чудовища. Но и тех и других должно быть мало. И должны они быть... вдалеке.

Мрак промычал неразборчиво, голова его все еще была опущена:

— Понял, царь. Я ухожу.

Додон вытаращил глаза. В пьяном застолье чего не скажешь, даже правду можно молвить, все одно не поймут, но у этого человека, похоже, слова с делом не расходятся. Самые опасные люди. Такие в самом деле должны быть подальше от стольного града.